"Старенькая преподавательница Серафима Петровна, приходившая в школу с дорожным мешком за плечами, учила нас… Право, мне даже трудно объяснить, чему она нас учила. Помнится, мы проходили утку. Это были сразу три урока: география, естествознание и русский. На уроке естествознания утка изучалась как утка какие у нее крылышки, какие лапки, как она плавает и так далее. На уроке географии та же утка изучалась как житель земного шара: нужно было на карте показать, где она живет и где ее нет. На русском Сера- фима Петровна учила нас писать «у–т–к–а» и читала что–нибудь об утках из Брема. Мимоходом она сообщала нам, что по–немецки утка так–то, а по–французски так–то. Кажется, это называлось тогда «комплексным методом». В общем, все выходило «мимоходом». Очень может быть, что Серафима Петровна что–нибудь перепутала в этом методе. Она была старенькая и носила на груди перламутровые часики, приколотые булавкой, так что мы, отвечая, всегда смотрели, который час. Зато по вечерам она нам читала. От нее я впервые услышал сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке. Солнце высоко, Колодец далеко, Жар донимает, Пот выступает. Стоит козлиное копытце Полное водицы. «Али–Баба и сорок разбойников» в особенности поразили меня. «Сезам, отворись!» Я был очень огорчен, прочтя через много лет в новом переводе «Тысячи одной ночи», что нужно читать не Сезам, а Сим–Сим, и что это какое–то растение, кажется, конопля. Сезам – это было чудо, заколдованное слово. Как я был разочарован, узнав, что это – просто конопля. Без преувеличения можно сказать, что я был потрясен этими сказками. Больше всего на свете мне хотелось теперь научиться читать, как Серафима Петровна."
by Анатолий Шперх
September 22, 2015 at 04:25PM
from Facebook
via IFTTTfrom Facebook
via IFTTT
"Старенькая преподавательница Серафима Петровна, приходившая в школу с дорожным мешком за плечами, учила нас… Право, мне даже трудно объяснить, чему она нас учила. Помнится, мы проходили утку. Это были сразу три урока: география, естествознание и русский. На уроке естествознания утка изучалась как утка какие у нее крылышки, какие лапки, как она плавает и так далее. На уроке географии та же утка изучалась как житель земного шара: нужно было на карте показать, где она живет и где ее нет. На русском Сера- фима Петровна учила нас писать «у–т–к–а» и читала что–нибудь об утках из Брема. Мимоходом она сообщала нам, что по–немецки утка так–то, а по–французски так–то. Кажется, это называлось тогда «комплексным методом». В общем, все выходило «мимоходом». Очень может быть, что Серафима Петровна что–нибудь перепутала в этом методе. Она была старенькая и носила на груди перламутровые часики, приколотые булавкой, так что мы, отвечая, всегда смотрели, который час. Зато по вечерам она нам читала. От нее я впервые услышал сказку о сестрице Аленушке и братце Иванушке. Солнце высоко, Колодец далеко, Жар донимает, Пот выступает. Стоит козлиное копытце Полное водицы. «Али–Баба и сорок разбойников» в особенности поразили меня. «Сезам, отворись!» Я был очень огорчен, прочтя через много лет в новом переводе «Тысячи одной ночи», что нужно читать не Сезам, а Сим–Сим, и что это какое–то растение, кажется, конопля. Сезам – это было чудо, заколдованное слово. Как я был разочарован, узнав, что это – просто конопля. Без преувеличения можно сказать, что я был потрясен этими сказками. Больше всего на свете мне хотелось теперь научиться читать, как Серафима Петровна."
